Рецензия
Владимир Басинцев прибывал в самом мрачном расположении духа. Сгорбившись, он сидел за столом в своей гримерной, в сотый раз за день перечитывая статью в газете, которую он держал в руке. Второй рукой Владимир массировал внезапно разболевшиеся виски. Перед ним стояла огромная тарелка с пончиками и пирожными, но все внимание мужчины было сосредоточено на тексте. Это была рецензия известного театрального критика Андрея Пустова на вчерашний премьерный показ оперы Телемана «Пимпиноне, или Неравный брак», в которой Владимир исполнял главную роль. Глаза артиста остановились на строчках:
«…Я был разочарован. На сцене была лишь жалкая тень золотого баритона, покорившего сердца многих и многих любителей оперы. Как Кощей, похоронивший свое бессмертие в недрах сундука, Басинцев похоронил свой талант в лишних килограммах…»
Пустов никогда не умел писать хорошо, но к его мнению прислушивались, а используемые им образы липкими ярлыками приклеивались к тем, о ком он писал. Басинцев вздохнул. Сравнение было до смешного нелепым, как, впрочем, и вся рецензия в целом:
«…И вместо блестящего мезальянса, задуманного Телеманом, я видел лишь чудовищное несоответствие солистов друг другу. Рядом с восходящей звездой Ириной Мининой, нежнейшим сопрано, достойным выступать на лучших сценах мира, бесцветно тужил Басинцев, сведя все очарование оперы на нет…»
Снова тяжело вздохнув, Басинцев посмотрел в зеркало. На него смотрел седеющий мужчина с обрюзгшим лицом и невыразительным, потухшим взглядом. Несмотря на всю нелепость статьи, в ней была и доля правды, которая вгоняла Владимира в тоску.
Когда-то молодой, красивый и талантливый, он жил музыкой! С каким восторгом он всегда выходил на сцену! Как он отдавался каждой роли! И не было во всем мире Фигаро удачливее и Дон Жуана страстнее, чем в исполнении Басинцева. А потом было два неудачных брака, долгая и мучительная болезнь матери, интриги и пертурбации в театре и постоянное гнетущее чувство одиночества. Владимир давно утратил вкус к жизни, и только вкусная еда позволяла снова почувствовать себя живым…
Размышления Владимира были прерваны стуком в дверь. На пороге появился режиссер постановки.
— Володь, я знаю, что ты и так расстроен, но я должен тебе объявить, что у нас сегодня замена на роль Веспетты. Похоже, статья Пустова вскружила Мининой голову, она заявила, что сегодня не выйдет. Слава богам, есть ещё у тебя друзья.
Прозоров знаком пригласил кого-то зайти, и в гримерную вошла Алла Демидова. Басинцев вскочил, опрокинув стул.
Госпожа Демидова, ведущее сопрано Большого, осветила гримерку улыбкой, которая в одно мгновение стерла последние двадцать лет.
Они вместе учились в консерватории, яркие, красивые, дружные, влюбленные в музыку. Они казались идеальной парой, которой, увы, так и не стали. Басинцев был слишком увлечен учебой и не разглядел намеков, которые ему давала Аллочка. Он понял, что любил Демидову много позже, когда стоял в ЗАГСе рядом со своей второй женой…
Демидова, несмотря на большой успех в театре, так и не обрела личного счастья. Театр не смог заполнить пустоту в её сердце, а смелость признаться себе в собственных чувствах пришла только сейчас, после разгромной статьи Пустова. И вот теперь она стояла здесь с твердым намерением спасти Басинцева, и, быть может, и себя тоже, позволив себе быть с тем, кого она любила все эти годы.
Тем вечером в зале не было ни единого свободного места. Все хотели убедиться в том, что золотого баритона больше нет. Но ожиданиям злой публики не суждено было оправдаться. Вопреки сценарию на сцене разворачивалась история любви, которая ждала своего часа целых двадцать лет. Никогда еще голос Басинцева не имел такой силы. Никогда еще он не чувствовал себя более живым.
На следующий день Пустов опубликовал новую рецензию, которая была еще нелепее предыдущей. «…Басинцев, словно фикус, годами чахнущий без полива, наконец, ожил под влиянием живительного сопрано Демидовой…» Эту строчку Владимир и Алла цитировали потом на каждом семейном празднике, ведь в ней была та доля правды, за которую к Пустову и прислушивались.